Елена Ляпота - Все, что смог [СИ]
Денег побольше, чтоб карманы трещали.
Нет, покачал головой Клевер. Дует ветер, да не в ту степь.
А что если и впрямь — в деньгах дело. Жаль, нельзя спросить, сколько Дементьев проиграл. Впрочем, можно, но крупье вряд ли ответит. А фиксируют ли в казино проигрыши, Клевер понятия не имел. Если фиксируют, то, скорее всего, официальную бумагу потребуют. Так не скажут.
А бумагу не дадут, пока он, Гришка Клевер, не докажет, что у него есть основания подозревать Дементьева в убийстве. А какие у него основания?
Пока — никаких. Следует позвонить девице, Вере Погодиной, потом уже версии выдвигать. Клевер посмотрел на часы — обыкновенные, китайские, на дешевом ремешке из кожзаменителя, что полопался от времени и носки. Без четверти восемь. Время вроде бы не позднее, авось барышня не обидится.
Клевер достал мобильный и с грустью, проклиная свою маленькую зарплату, набрал номер, конечно же, другого оператора. Деньги-денежки, как вас мало, а еще и на рабочие нужды…
Девица сняла трубку не сразу. Голос у нее был уставший, сонный. Без особого энтузиазма она согласилась подтвердить алиби Дементьева. Договорившись встретиться завтра утром, Клевер нажал «отбой» и посмотрел на табло. Три минуты сорок восемь секунд. Это целых пять пирожков с капустой, что продает бабка на остановке. Что за жизнь такая. Не жизнь — жаба. Сосет кровь и не давится.
Перед уходом Клевер как бы между прочим спросил охранника, часто ли Дементьев уходит из казино в компании дамы.
— Да постоянно, — охранник улыбнулся пошлой улыбкой, — то с Веркой, то с Любкой, а иногда с Мариной. Но чаще всего с Веркой.
Да-с… Вот ниточка и оборвалась. Клевер почувствовал, как настроение у него упало ниже плинтуса. Такая версия наклевывалась, а тут…
Ясное дело, что это тупик. Никого Дементьев не убивал, а это значит, опять кота в мешке искать придется.
— А может, в игровом зале его кто-нибудь заприметил? — предположил Тубольцев. — Допустим, наш Добролюбов выиграл приличную сумму, забрал деньги и благополучно отправился домой. А некто, кому не так повезло, решил поживиться. Игроманы, они ж чокнутые. Денег на халяву всегда хочется. Пошел следом за ним в метро — время позднее, людей нет. Идеально для убийства.
— Хороша халява, — заметил Златарев, — Нет, чтобы бабки отнять — шею надо сворачивать.
— Так чтоб не опознал, если что.
— У нас нередко и за червонец задушат, — вставил свой пятак Клевер.
— Вот именно: задушат. А шею свернуть — уметь надо. Или силищу иметь немалую, — возразил Златарев.
— Так что — в игровой зал? — потирая руки, спросил Тубольцев. Если не вспоминать, что человека убили, ему даже нравилось играть в расследование. Что-то новенькое после череды довольно рутинных будней в службе безопасности.
— А может, завтра? — чуть ли не жалобно попросил Клевер, словно забыв, что фактически он тут главный. Домой хотелось. Есть. Спать. Рожи человеческие не видеть.
— Можно и завтра, — ответил Златарев, бросив исподтишка взгляд на напарника, — Время рабочее давно закончилось, а переработка, как известно, вредна организму.
— Хорошо, давайте вы завтра с утречка мне позвоните, там и договоримся, что, где и как, — обрадовался лейтенант.
— Подвезти? — любезно предложил Златарев.
Клевер почти с любовью посмотрел на уютный комфортный «Hundai». Перед глазами возник кошмар в виде переполненного затхло пахнущего трамвая. Однако уже был вечер, транспорт почти пустой ходит, а людям, наверное, по своим личным делам ехать надо. Гришка Клевер отрицательно покачал головой, не ведая, что взгляд у него при этом был грустный, как у теленка, у которого бессердечная доярка вырвала из пасти титьку и сунула пучок сухой травы.
Тубольцев едва сумел сдержать улыбку, но заставил себя с деланным равнодушием пожать на прощание руку лейтенанта. Лишь вновь очутившись на пассажирском сидении, он от души рассмеялся.
— Забавный этот Клевер, — сказал он, — Простой такой мужичок. Хотя глазки хитрые.
— Ментовская порода, — хмыкнул Златарев, — Мы все в нерабочее время простые и милые, с соседями здороваемся, как мусор выносим. А на работе — звери. Ну что — поехали?
— По домам? — с надеждой спросил Тубольцев.
— В игровой зал. Потусуем, разведаем обстановку…
Надежда упала на пол и разбилась. А по телеку сегодня футбол, вдруг вспомнил Тубольцев. И Даньку, бывшего соседского кота, покормить надо. Бывшего — потому что соседка умерла, а новые жильцы беднягу на улицу выбросили.
Данька долго мяукал под окнами, мешая спать всему дому. Потом как-то заскочил в подъезд, уселся на лестничном пролете — весь голодный, жалкий. Тубольцев помнил его толстым холеным котом, сыто поглядывающим на прохожих с подоконника.
Тубольцеву стало не по себе: жила вот, животина, не тужила. А теперь — по подъезду побирается, где бы поживиться ищет. Вынес ему два колечка колбасы да молока в майонезной крышке. Зря, конечно, он это сделал. С тех самых пор кот поселился у его двери, каждый раз встречая его долгим противным мяуканьем. Один раз Тубольцев не выдержал — впустил в квартиру, а выгнать уже не смог. Жалко было, да и кот освоился: лежал себе на диване, иногда смотрел из окна, как ласточки летают, стрижи. Гадил, где положено, жрал, что дают, в общем, старался не раздражать. И Тубольцев привык.
Мать, конечно, ворчала, что лучше б он жену завел, детей, на что Серега Тубольцев отвечал, что кот его вполне устраивает. Намного больше устраивает.
Игровой зал действительно находился почти рядом. Они свернули в проулок и оставили машину во дворе жилого дома, чтобы не привлекать внимание.
Зал оказался вполне приличным: повсюду мигали разноцветными огнями автоматы — будто цветы распустили, завлекая пчел. И пчелы имелись — глупые ленивые трудяги, что несли если не всю, то большую часть омытой честным потом получки, в надежде, что капризная, что барышня на выданье, фортуна улыбнется своей лучезарной улыбкой, и на табло появятся три заветные сливы, виноградины, апельсины или какая иная ерунда.
Автоматы нещадно жрали деньги, выдавая по крохам взамен. А люди все бросали и бросали монеты, купюры, наивно полагая, что вот-вот, и они выйдут из зала с парой тысяч долларов в кармане, а то и больше. Но выходило так, что основная часть игроманов шла домой с пустыми кошельками и единственной мыслью было не то, как объяснить жене, что и в этом месяце им нечем платить за квартиру, а где б раздобыть еще денег для ненасытной машины.
Златарев с Тубольцевым для порядка поиграли минут двадцать. За это время они успели выиграть сто, а продули пятьсот рублей. На этом решили угомониться.
Златарев то и дело поглядывал по сторонам, но никто не находил это странным. Все, словно коршуны, смотрели друг на дружку, вычисляя, кому везет, чей автомат занять поскорее в следующий раз, потому что нынешний что-то подкачал.
Нечего удивляться, если кто задумал отнять у Добролюбова злополучный выигрыш. Только вот кто? Кандидатов — чертова уйма. И у всех глаза блестят на легкие деньги. Да только легко ли — человека убить?
— Леха, смотри, кажись, наша дамочка, — шепнул Тубольцев и тихонько ткнул его локтем в бок.
Златарев осторожно повернулся и увидел женщину, которая о чем-то горячо спорила с охранником. Несомненно, это была именно та женщина, которую описывал Дементьев. Красивая армянка с выдающимся, почти орлиным, носом. Почему-то она напомнила Златареву пеликана, и на душе вдруг повеселело.
— Слышь, Серега, тебе пара нашлась, — давясь смешком поддел он напарника, — вы забавно будете смотреться вместе.
Тубольцев, которого в школе дразнили пеликаном из-за огромного носа с горбинкой, стал вдруг мрачнее тучи. Он не любил, когда трогали его нос. Эта тема до сих пор была для него болезненной, несмотря на то, что сейчас, когда исчезла подростковая худоба, плечи стали шире, нос выглядел скорее мужественно, чем нелепо. Даже наоборот: вопреки ожиданиям, нос был весьма привлекательной частью Тубольцева, которая почему-то нравилась женщинам.
— Ну вот, ты опять скис, — продолжал подначивать его Златарев, — между прочим, говорят, что у мужика все на лице написано. В частности, на носу. Бабы по нему судят, каков размер. Тебе, видно, поэтому проходу не дают. Правда, что ль?
— Тебе прямо сейчас показать? — рявкнул Тубольцев и покраснел.
— Да мне-то зачем? — пожал плечами Златарев. — Ты вон ей покажи. Девка статная. Теперь уже — одинокая. Скорее всего, оценит.
— Златарев, тебе зарплату хорошую платят?
— Не жалуюсь.
— На стоматолога хватит? Может, выйдем, потолкуем. У меня не только нос большой. У меня еще и руки чешутся тебе морду набить.
— Но, остынь, я ж пошутил, — улыбнулся Златарев, — чего завелся? Нам еще работать надо. А ты спишь на ходу.
